9 / 160
9
Олег Кузнецов.
Этюды
Но несколько кайр кое-что заметили на узком дере-
вянном причале. Возле человека. А как это схватить?
Вообще-то они человека не боялись. Жил он сам
по себе там, внизу. На земле. Никому не мешал. Был
неповоротливым. Как на лежбище котики. Те много
лежат, а этот хотя и передвигается, но тихо-тихо. И
всё-таки не опасно ли подлететь прямо к нему?
Мужчину совсем не интересовали птицы. Положив
молоток и гвозди на газету, он осмотрел причал, к ко-
торому, случалось, подходил мотобот, доставляя людей
с судна или забирая обратно.
– Та-ак, – сказал он себе, – пять досок расшатало,
надо приколотить, одну и вовсе унесло, придётся новую
прибивать, – и пошёл к дому.
Возвращаясь с доской, мужчина увидел, как птицы
пикируют на причал. «Чего это они?» – подумал.
А кайры схватили по гвоздю и – с разворотом к
своей скале.
– Эй, дурёхи, бросьте! – крикнул мужчина.
Первая бросила. Видимо, догадалась, что схватила
не то. А другие ещё несли. Но вот и остальные гвоз-
ди полетели к земле. Чайка заметила это и, кажется,
обрадовалась, что кайры выронили добычу. Кинулась
наперехват. Но не поймала. Опустилась на гальку и
поняла: ошиблась.
Мужчина покачал головой, усмехаясь: ну и кайры!
Стодвадцатимиллиметровые новенькие блестящие
гвозди приняли за рыбок. И хотели разжиться. На ха-
ляву…
– Что ж получается?.. – проговорил он. – Даже на
диком острове смотри и смотри… – и переложил гвозди
в карман куртки.
На вышке
В дощатой, сумрачной вышке сижу на пустом бо-
чонке перед окошком. Виден чуть ли не весь пляж с его
большими и малыми гаремами. Многих самок секачи
уже отпустили на волю, в море, а у самих давно не было
и рыбки во рту – вроде похудели; вон у того, крайнего,
тёмная шкура сложилась складками, словно простор-
ный свитер. Однако трона своего не покидает и ещё
отбивается от молодых нагловатых холостяков.
Ладно, хватит наблюдать за взрослыми. Как там,
под скалою, малыши? А малыши разомлели, спят. Се-
годня тепло, градусов пятнадцать. Для зверей – это
курортная жара.
Но вот у скалы малыш проснулся и полез по спи-
нам, по головам сверстников. Те сбрасывали его, ку-
сали, а он всё равно карабкался на других и, кажется,
разбудил всех.
И тут перед малышнёй – чернышами – появился
котик-подросток. Крепкий, гордый, он восторженно
оглядел их и выпятил грудь: дескать, посмотрите какой!
Именно такой владыка вам нужен!
Черныши посмотрели на него с недовольством: ну,
зачем ты здесь, большой?
А подросток уже возомнил себя хозяином. И начал
действовать как положено хозяину. Эй, куда ползёшь?
А ну назад! Нельзя уходить из гарема без разрешения.
Из наблюдательной вышки это можно принять за
игру. Но игра ли? Нет, конечно. Делать так ему под-
сказала природа, и потому безотчётное влечение стать
похожим на взрослых могучих секачей было непреодо-
лимо. Он толкал малышей грудью – не расползайтесь,
одного шустрого поймал за шиворот и кинул назад.
Затем, увидев рядом подобного себе, напал на него
– уходи с занятой территории! Сколько ещё – час или
два – властвовал бы он здесь, если бы не пришлёпали
три самки кормить своих детей. Они прогнали его.
В другой раз я с тревогой следил за очень непри-
ятной сценой. Нечто сходное порой бывает у людей,
например во дворе дома. Иной оболтус измывается
над малышом, испытывая какое-то дурацкое удоволь-
ствие, а прохожие делают вид, что не замечают. Здесь
четырёхлеток тащил по песку пляжа черныша. Чем это
вызвано – какой сработал инстинкт? – не понимал и
учёный-биолог, сидевший на втором бочонке. Он ска-
зал, что, случается, топят малышей.
Мы не были равнодушными созерцателями, одна-
ко что могли?.. Нельзя спрыгнуть с вышки, тем более
нельзя побежать по лежбищу среди зверей – будет не-
предсказуемый вред.
А тот хватал малыша то за шкуру, то за ласт и та-
щил к морю. И вот накатилась волна. Оболтусу она
нипочём. А малышу – беда. Хлебнул воды, забился в
ней задыхаясь. А тот тянул его дальше.
Странно. И не хочется верить, что морской зверёк
ещё не умеет плавать. Щенок собаки и то сразу на воде
держится. А этот ведь дитя океана. И так вот…
И всё-таки ему повезло.
Из моря выходил холостяк. Он, правда, чуть не под-
мял малыша, но, очевидно, не желая, чтоб на пути его
кто-то вертелся, рыкнул на оболтуса, и тот нырнул,
исчез.
А новая волна вытолкнула черныша на песок.
Кашляя и фыркая, он, ослабевший, пошёл обратно.
А до скалы было далеко, и ходьба через весь пляж для
такого маленького опасна.
Уже смеркалось. Учёный закрыл окошко. Уходя с
вышки, я подумал: «Тяжела ты, жизнь, на зверином
лежбище».
Мухоловка
На оконечности острова у самой воды лежала акиба
– небольшая нерпа с усатой, весёлой мордашкой; её
серебристо-серые бока и спину как будто кто-то сна-
чала обрызгал тёмными пятнами, а затем обрисовал их
светлыми кольцами. Потому и называют её кольчатой.
Заметив меня, она развернулась и влезла в волну,
словно под голубое одеяло.
Всё, больше здесь не на кого и не на что смотреть.
И мух много. Это и понятно – позади самое непри-
ятное на острове место; там, на площадке, зверобои
свежуют убитых котиков, шкуры пересыпают солью и
укладывают в бочки.
Собрался уйти. И вдруг прямо перед моим носом на
лету сглотнула муху какая-то птица.