15
Однако оно над ним зависло. Медведь, поднявшись,
присел на зад и заревел яростно, во всю мощь, но рёв
его затонул в грохоте двигателя; вертолёт опускался
ниже и ниже, и всё вокруг зверя – и траву, и кусты
– трепало вихрем от винтов «вертушки».
Секретарь райкома открыл дверь.
– Вы его – в лоб! Слышите, Степан Степанович,
– в лоб! – посоветовал он гостю и приказал председа-
телю райисполкома: – Придерживай!
Медведь ревел безумно, держа передние лапы над
головою, словно заслонял её.
Степан Степанович встал на колени и, наклоняя го-
лову, прицелился.
Вдруг – ни высокого гостя, ни председателя райис-
полкома. Исчезли.
В эти мгновения они летели на медведя. Зверь, воз-
можно, посчитав, что на него бросились люди, совсем
ошалел и отмахнулся от одного лапой, а второй рухнул
за его спиной…
– Ещё будешь? – кивнул Анатолий Иванович на
термос с кофе.
– Пока хватит. Что дальше?..
– Дальше… Медведь, видимо, как-то очухался и
удрал. Ну а… Почва там была зыбкой, болотистой –
вертолёт сажать рискованно. Председатель отделался
лёгкими ушибами и царапинами, а вот гость… Гостю
медведь пропорол когтями бок и сломал ребро. Так что
его с трудом подняли в вертолёт – и сразу в больницу.
– Да-а, поохотились, – сказал я. – А судили-то
кого?
Анатолий Иванович лукаво усмехнулся.
– Начальство, естественно, расстроилось. Чэпэ. А
отвечать за него кто будет? Им, первым лицам, это ни
к чему. Секретарь вызвал к себе прокурора – я тогда
заместителем был – и не трудно догадаться, о чём ему
говорил. Возбудили дело на вертолётчика. Выходило,
что это он и охоту затеял, и так бездарно провёл её.
– И что, засудили?
Анатолий Иванович опять усмехнулся.
–Московский гость, как только почувствовал себя
нормально, собственноручно написал показания. Он
закончил их такой фразой: «Плохо, когда районом ру-
ководят дураки».
– Оригинально! – засмеялся я. – Так чем кончи-
лось?
– Поволокитили месяцев пять и закрыли дело. Но
вертолётчика всё-таки наказало его начальство: вле-
пило выговор и лишило премии. – Анатолий Иванович
стянул с себя тонкий свитер. – Надо же, как солнце
жарит! Уже и ловить неохота. Давай уху готовить…
С той поры минуло больше трёх десятилетий. Те-
перь мы – в ином времени и при иной власти. И вдруг,
а впрочем, ничего странного нет, я услышал о случае,
подобном тому, что рассказал тогда прокурор. И я поду-
мал: у многих уже вошло в привычку осуждать прошлое,
охаивать бывших, а ведь новые чиновники и возникшие
богачи, по сути, такие же, как те, и ведут себя так же,
только с большим размахом и бесшабашным шиком.
Вадим Горбунов
«В краю, где ленивой
реки плеск…»
* * *
Карабкаюсь в Быков от станции малой.
Ночною мотрисой с большого вокзала
Заброшен сюда, в эту звездную ясность,
Морозную резкость. И жизнь моя – разность,
А вовсе не сумма – все минус да минус...
Не ждал и не думал, да так уж сложилось.
Не слишком достойно. Да вот уже поздно.
Морозно. Спокойно. Задумчиво. Звездно.
* * *
А белый снег, пушистый снег вдруг ляжет
На совесть улиц чистотой молитв,
И мы растаем в призрачном пейзаже
Полуночною стражей, мой калиф.
Столетия на золоте Багдада,
Те ночи безвозвратно далеки.
Но здесь все те же боли и отрады,
И умники, и злые дураки.
Они как мы – из черни ли, из знати,
В них тот же намечается разлад:
Все мы как бы танцоры на канате,
Но что есть жизнь – паденье иль канат?
Велик Аллах, что в мире есть вопросы,
Ответа коим нет, а потому
Работники выходят на покосы,
А нищие берутся за суму.
И все идет в размеренном порядке,
Почти алгебраическим путем –
Чиновники все так же тянут взятки,
А птицы все летят за окоем.
Велик Аллах! Вот засыпает город,
А город засыпает тихий снег,
Скрывая след полуночного вора,
Спешащего, увы, не на ночлег.
...А мы растаем в призрачном пейзаже,
И как-нибудь, в иные времена
Правдивую историю расскажем,
И сказкою окажется она.
Вадим Горбунов. «
В краю, где ленивой реки плеск...»