14
в двадцать три года и при этом умудрялся спать на
рабочем месте.
И его везение распространялось на всех. Даже на
Милану, которая поначалу купилась именно на это
– обычное человеческое везение.
Муха упала на пол, потрясла головой и с сомне-
нием уставилась на знакомую бесконечную синеву за
окном. Может быть, достаточно?
Может быть, достаточно того, что есть своя кварти-
ра, и хорошая зарплата, и любящий муж, и достойная
работа; вот только за это приходится все время улы-
баться миру, и помнить про дни рождения неблизких
тебе людей, и никогда не бросать бумажки на улице,
и не говорить того, чего от тебя не хотят слышать, и
даже со знаками препинания обращаться ак-ку-рат-
но из уважения к людям, придумавшим эти правила.
Милана обесцветила волосы и начала носить
юбки.
Муха ползала по стеклу.
Милана выходила по утрам из дома, доезжала
до офиса, поднималась наверх на лифте, включала
работающий компьютер, звонила по работающему
телефону и сидела на «Одноклассниках» весь день,
потому что дел все равно не было, а Интернет, наобо-
рот, был.
Ветер распахнул форточку, и теперь муху отделяло
от знакомого синего пространства всего несколько
сантиметров.
И если вам не нравится конец этой истории –
поставьте однажды подножку идущей вам навстречу
совершенно обычной смуглой женщине с обесцвечен-
ными волосами. Вы увидите, что она вам улыбнется. И
не увидите, как она прилепит жвачку вам на брюки.
А маленькая комнатная муха, не доползя до
открытой форточки несколько мушиных шагов, отор-
вется от стекла, на полном ходу долетит до стены и
исчезнет.
Потому что даже самая обычная муха заслужива-
ет свою собственную дверь в стене – и надежду, что
за ней есть совсем другая, не такая, как у всех, беско-
нечная синева.
Таверна для невидимки
Рассказ
На высоком барном стуле сидит пожилой японец
и болтает ногами, обутыми в дорогие ботинки. У
японца выражение лица – как в кино, как у класси-
ческого пожилого японца, очень строгого и преис-
полненного чувства собственного достоинства. Я про-
тираю стойку перед ним и думаю: «Хорошо, что он
меня не видит. Если бы он смотрел на меня с таким
выражением лица, я бы умерла на месте. Еще раз».
Японец болтает ногами, в одной руке держит
кружку темного «Асахи», а другой – гладит по голове
рыжую девочку лет шести. У девочки взрослые усталые
глаза, она молчит и роняет слезы в молочный коктейль.
Тяжела работа у Смерти, и сердце у нее не каменное. Я
точно знаю, ведь мы уже с ней встречались.
За столиком в углу отмечает получку компания
великанов. Почти все великаны – строители, их мно-
гие нанимают. Дорого, конечно, но зато можно на
касках сэкономить и на лебедках: у великанов голо-
вы каменные, а вместо мышц стальные канаты. Эту
таверну, кстати, они же и строили. Вышло неплохо
– большой зал для курящих, маленький для некуря-
щих, четыре комнаты наверху и гигантский глубокий
подвал, полный бутылок с вкусным алкоголем. И
бассейн на крыше, в котором я могу плавать неглиже
хоть с утра до вечера – все равно никто не увидит.
Я бы и плавала, да некогда – работы невпроворот.
Попробуй-ка угодить и случайно завернувшему сюда
после рабочего дня строгому японцу, и уже изрядно
пьяным великанам, да еще и расстроенной Смерти, и
чтобы они друг дружке не мешали, а в идеале – под-
ружились. Особенно если ты при этом – самая что ни
на есть невидимка.
Еще пару лет назад я была обычной офисной
девочкой с амбициями: рабочее место на шестом
этаже с видом на городскую свалку, два иностранных
языка, умение печатать вслепую, маленький желтый
автомобиль на стоянке, любящий муж и настойчивое
желание разговаривать исключительно нецензурной
лексикой после рабочего дня. А потом я поскользну-
лась на банановой кожуре и умерла. Чертовски глупо
для работника отдела безопасности труда, не нахо-