Творчество молодых

ние делало ветер практически живым. Он подгонял

Гаррета к месту встречи с заказчиком, заставляя его

шагать быстрее.

Наконец, оказавшись на месте, бочар опустил

кадку на деревянный помост и оглянулся. Несколько

петель угрожающе качались на ветру, отполирован-

ный рычаг, открывающий люки под ногами, заво-

раживающе поблескивал в свете луны, время от

времени исчезая, когда небольшой светящийся диск

скрывали тучи.

На мгновение Гаррет увидел в сумраке ночи себя

– палача, крепко держащего рычаг и готового в

любую секунду, по команде главного прокурора, опус-

тить его одним резким и твердым движением руки.

Его взгляд был устремлен на приговоренных к смер-

ти. Все они стояли смирно, а на головы были одеты

черные мешки. Речи прокурора палач не слышал. Из

многочисленных слов, вылетаемых из губ оратора, он

должен был услышать и мгновенно прореагировать

лишь на одно – «Виновен!».

Отмахнувшись от неприятных воспоминаний,

Гаррет оглядел пустынную площадь. Заказчика не

было видно, но он интуитивно чувствовал чье-то при-

сутствие и пристальные взгляды. Ведомый каким-то

непреодолимым желанием, он поднялся на помост

и встал на свое привычное место. Рукоять рычага

приветливо отдавала холодком, а в воздухе вновь

стал витать аромат страха. Гаррет закрыл глаза, вновь

возвращая себя в годы своей сомнительной славы.

Но картина не менялась. Сейчас он не мог себе даже

представить, что этот механизм когда-нибудь вновь

заработает.

Гаррет вновь открыл глаза и тут же окаменел,

не столько от страха, сколько от неожиданности.

Площадь была заполнена до отказа. Тут стояли не

просто люди – грязная разорванная одежда, черные

мешки на головах и след от петель указывали на

то, что это были повешенные. Они стояли молча, и

Гаррет словно слышал их предсмертные крики, но не

ушами – они звучали у него в голове, отчего она гото-

ва была взорваться. Но он не покидал своего поста и

старался не показывать, что испытывает боль. Он тер-

пел, просто чувствуя, что в последний раз исполняет

свой долг, отдает дань уважения тем, кто фактически

погиб от его руки.

Из толпы несколько умерших вывели вперед груп-

пу людей, показавшихся Гаррету знакомыми, но вида

он не подал. Он продолжал стоять на своем месте,

сжимая рукоять рычага. Приговоренные, против

своего обыкновения, даже не сопротивлялись. Они,

словно в трансе, покорно опустили головы, предостав-

ляя мертвым возможность без труда надеть на них

веревку и затянуть петлю. Обычно петли на шеи наде-

вал Гаррет, но сейчас его работа заключалась лишь

в нажатии рычага. Мешки на головы жертв не оде-

вались, зато руки были затянуты сильнее обычного.

Такие тонкости Гаррет подмечал сразу – он знал, что

некоторые полицейские намеренно заламывали руки

смертникам сильнее обычного, чтобы те испытывали

побольше боли перед смертью. Гаррет не любил такое

обращение, но поделать ничего не мог – защищать

преступников – значит поддерживать их.

Закончив с петлями, мертвые по одному медлен-

но спустились с помоста к толпе. Последний встал

в центр, где обычно стоял прокурор, и повернулся

к толпе. Он стоял молча несколько секунд, но для

Гаррета они тянулись целую вечность. Лоб покрыл-

ся холодным потом, правая рука словно приросла к

рукояти. Наконец мертвец медленно повернул голову

в сторону палача и аккуратно кивнул. Гаррет немед-

ленно с силой опустил рычаг так быстро, как только

мог. В одно мгновение открылось пять люков, и петля

каждого приговоренного мгновенно затянулась на его

шее. Все как один безжизненно качались из стороны в

сторону. Мертвые на площади молчали, и в гробовой

тишине были слышны лишь завывания ветра.

Вновь поднимаясь на знакомый помост, Гаррет до

сих пор не понимал, что произошло. Он всегда карал

только по закону, делая свою работу, и никто его за

это не осуждал. Но сейчас все было не так. Он гото-

вился сполна ответить за то, что всегда считал своим

долгом. Сегодня речь прокурора была удивительно

коротка. Против своего обыкновения он говорил

тихо, так как толпа, собравшаяся на площади, ловила

каждое его слово. Здесь не было место эмоциям и

крикам. Впервые за долгие годы толпа знала наверня-

ка, что петля затянется на шее преступника по спра-

ведливости, но никто не хотел его смерти.