4 / 5
4
кругом наваждение и мираж, вот только сойдет пелена с глаз, и так же внезапно
исчезнет, как и появилось, ягодное изобилие?!
Чуть только тронул первые бурые грозди на кусте, и стали рушиться-
осыпаться недотроги. Не задумываясь, бултыхались дикие ягодины в ручей,
катились спелыми изумрудными жемчужинами по его донышку, по крупицам
песка, прыгали по серой гальке, крутились в водоворотах, оживляли холодные
кварцы и граниты, явственно проявляли в придонных, ещё недавно, казалось, за
года-столетия напрочь заросших мхами камешках весёлые блёстки и искорки. Не
выдержал, вскипел бурунами ручеёк, запел-зашептал тайные слова, устроил чудные
хороводы-карусели, танцы-пляски, лесное колдовство!..
И в руке неволится, просится на свободу моховка: что-то мимо кузовка
норовит ускользнуть, что-то прямёхонько в ручей, лишь бы остаться на свободе…
Но часа не прошло, а ведёрко полнёхонькое до краёв и схоронено в тёмном рюкзаке.
Своя ноша не тянет. Закинул я увесистый рюкзачишко на плечи и изначально
бодро зашагал в обратный путь. Но только чуток отошёл от ягодной делянки, как
рюхнулось, загоношилось, застреляла сучьями в ближайшем ельнике какая-то сила,
видно исподволь до поры охраняла-доглядывала за ягодником, а тут не выдержала,
сорвалась с места и понеслась в глубь чащи, круша всё на своём пути. Да так
неожиданно проявила себя, что ёкнуло за грудиной, объяло до последней кровинки
жутью-испугом, отдалось-налилось в пятки неподъёмными гирями. От
первобытного страха показалось, что и земля под ногами заходила-заколобродила.
Вот и догадайся, кто напропалую ломит по тайге: растревоженный сохатый, другая
какая огромадная зверюга или осерчавший лесовик, у кого прямо из-под носа целый
кузовок ягоды утащить пытаются? А коли и впрямь обнаружил себя лесовик,
выказал своё неудовольствие, то держись теперь путник, будь начеку – настороже:
за так просто не отпустит лесной хозяин, непременно зашлёт наперерез пути
косолапого, а замешкаешься где, то и причешет застоявшейся сучкастой
сухостоиной.
Не можем мы удержаться, оставаться только благодарными зрителями,
любоваться издали на природное совершенство и торжество. Самозвано срываем не
саженный – не взращенный нами урожай, прячем-пакуем природные дары за пазуху
– в мешок, а потом, услаждая собственную утробу, пускаем на варенье, морсы и
кисели… Терпят нас, терпят таёжные хозяева, но, видно, бывает перебор, и
получаем мы строжайшее предупреждение…
– Ты чего осерчал-то? – больше для собственного успокоения заговорил я с
невидимой таёжной силой. – Ты меня за разбойника что ли принял, за
распоследнего хапугу? Сейчас тебе подсоблю, помогу лесу.